Меняя страну, не наступите на импортные грабли

Чемоданное настроение – явный тренд умонастроений Приморья, да и региона в целом. Но лишь малая часть из тех, кто решается на эмиграцию, отдают себе отчет в том, что их ждет, – уверен бывший приморец, а ныне житель Калифорнии Евгений.

Как свидетельствует статистика, за последние восемь лет численность приморцев сократилась на 5,5%, а дальневосточников – на 6%. 115 тысяч человек, уехавших из Приморья, это практически целый город, а с учетом того, что уезжают, в основном, умные и образованные – очень интеллектуальный город.

– Поверьте, эмиграция не решает проблем. Она их генерирует, наслаивая на прежние. Меняя страну, вы не меняете сознание, и с тем же упорством наступаете на теперь уже импортные грабли. Там никто и ничего вам не должен. Напротив, это вы должны – соблюдать законы (деньги, слава богу, здесь не решают все), платить налоги (в т.ч. и за нездоровый образ жизни). Да и ехать стоит только тем, кому на родине было не слишком сладко, ведь чем выше уровень жизни до эмиграции, тем болезненнее адаптация. То же касается и возраста. Родители так и не решились к нам переехать: мама скучала по даче, отец – по рыбалке…

Я покинул Россию в начале 1990-х. Мой отъезд из Приморья, по сути, стал банальным бегством. Времена, как помните, были лихие. Америка встретила нас тепло и по-русски радушно. Но прожив без малого 20 лет в стране, которая дала мне все, о чем можно мечтать, я так и не стал в ней своим…

У меня много знакомых среди эмигрантов, и какими бы довольными и успешными они ни казались, все равно есть какой-то надлом, который они очень тщательно скрывают за внешней бравадой, некая потерянность. Все-таки to feel belong to the place – ощущать себя на своем месте – очень важно для сохранения личностного равновесия. Ты должен чувствовать под ногами почву. Детям ее дают родители, взрослым, как ни высокопарно – родина. Как-то прочитал, что в эмиграции люди согласны быть муравьями, лишь бы находиться в безопасности и комфорте. Поверьте, это временное ощущение. Дальше все по пирамиде Маслоу: удовлетворив базовые потребности, хочется чего-то большего, того, что ты и сам себе не в силах объяснить. И ты понимаешь, что твоя дальнейшая самоактуализация связана с тем, что находится глубоко внутри и трансформируется в пронзительное чувство. Ностальгию. По чему-то очень родному и настоящему.

Можно бежать от проблем, а можно заниматься созиданием. Так и хочется сказать: ребята, да у края такие сумасшедшие ресурсы, так делайте что-нибудь! А не ведите пространные рассуждения о том, что будущего нет. Конечно, пенять на то, что ничего никогда не изменится и подыскивать теплое местечко, проще. В последний визит заехал в гости к однокласснику и старой учительнице. В обоих случаях – типовые девятиэтажки, расположенные в обычных спальных районах. В первом случае – разбитый подъезд, усыпанный окурками, с сомнительной шпаной в межэтажных проемах, во втором – исправный домофон, консьержка и горшки с цветами между этажами. От чего это зависит? От конкретных людей, от степени их самоуважения – к себе и месту, в котором живут.

А сколько негатива обрушивается сегодня на стройки саммита. Согласен, неудобно, грязно, долго, бесконечные пробки… Но вспомните, как строились некрасовский путепровод и гоголевская развязка, как все кляли тогдашнего мэра? А сейчас уже сложно представить, что когда-то было по-другому! «Вот увидите, все равно не будет саммита» – с какой-то мазохистской радостью доказывают себе и окружающим владивостокцы. Так говорили до начала строек, продолжают и сейчас. Кому и что хотят доказать эти люди?

Нам все должны, при этом мы не умеем быть благодарными. Просто не приучены говорить спасибо тому, что есть. Я благодарен Америке – за то, что она стала вторым домом для меня и детей, и я исправно плачу ей – налоговыми отчислениями, рабочими местами для ее граждан. Тем не менее, я все больше тоскую. Мне все чаще снятся улицы Владивостока, на любом спортивном матче я всегда болею за «своих», и когда меня спрашивают, как сыграли «наши», отвечая, подразумеваю бывших соотечественников.

Впрочем, я терпеть не могу сопливый патриотизм, начинающийся после рюмки водки. Я за ностальгию действенную. Почему не возвращаюсь? Потому что уже выпал из «обоймы». Старые партнеры строят бизнес в других городах, здесь все диктуют новые люди и новые связи. К тому же в Америке – дети, внуки, и мы с женой, допустив ошибки в воспитании первых, должны предупредить их у вторых. То, что сыновья – типичные американцы, радовало только сначала. Мы так долго и упорно настаивали на их погружении в новую среду, что они отлично адаптировались, при этом оторвавшись от корней. И моя задача – не допустить этого у внуков.

При этом я хочу гордиться своей малой родиной, и мне не все равно, что будет с ней. Я сам решил войти в один проект, связанный с развитием приморской территории, и убедил последовать примеру сыновей – найти подходящую нишу и сделать что-то для города, в котором они родились. Они не выказывали энтузиазма, их привязанность к малой родине не так сильна – пока, – но я сказал: «Называйте это как угодно – десятиной, налогом на совесть, но это ваш долг. И точка».

Ты уверен, что хочешь строить бизнес здесь? – спрашивают меня и в Америке, и во Владивостоке. Уверен. Можно бесконечно находить себе какие-то оправдания, и, поглядывая на ситуацию издали, цокать языком и качать головой. Но если каждый из тех, кто уехал и кто остался, задаст себе простой вопрос – если не я, то кто же? – дело обязательно сдвинется.