Иван Панфилов: Москва подпалила мне крылья

Один в поле не воин — это именно про Москву сказано. Там ты один ничего не можешь сделать. Если кто рассказывает какие-то сказки — все равно была чья-то помощь или поддержка. Без нее этот мегаполис не одолеешь! — говорит Иван Панфiловъ. Мы сидим на его владивостокской кухне. Панфiловъ — снова на родном Эгершельде. Здесь, в одном из гаражей, в 1997 году и появилась легендарная группа «ИВАН ПАНФИLOVE». Вроде бы недавно — и в то же время целую эпоху назад… С тех времен песни группы успели прогреметь не только в клубах. «Бессмысленны Слова», «Молодость», «Море-Воды», которые распевали под разбитые гитары в каждом владивостокском подъезде, стали по-настоящему народными. По строчкам, фиксировавшим подчеркнуто местные реалии, узнается свой — тот, чья молодость пришлась на Владивосток рубежа веков. Группа «ИВАН ПАНФИLOVE», под музыку которой (наряду с другими славными коллективами этого периода) жил Владивосток, уже успела стать здесь культовой, когда в 2003-м лидер группы — автор музыки и текстов, вокалист и гитарист Ваня Панфiловъ — уехал в Москву. Уехал и, казалось, исчез, как это часто бывает. Однако семь с половиной лет спустя он снова появился во Владивостоке — с женой и сыном. Что будет дальше — Иван не загадывает: «Пока — здесь». На ОТВ-Прим он ведет передачу «Приморье with LOVE» (ПанфиLOVE’s Story) — о культовых событиях, местах, персонажах и мифах Владивостока и Приморья. Одним из которых он уже успел стать сам.

— Как вышло, что ты снова оказался во Владивостоке?

— Это моя жена предложила пожить здесь. Она — москвичка, мы познакомились там. И я, как человек, который чаще говорит «да», чем «нет» (улыбается), согласился. Хотя первые два года нашего знакомства я предлагал ей поехать сюда, это были 2003-й, 2004-й годы, когда мне там было невыносимо и очень тяжело, но она отказывалась. А тут вдруг предложила сама. Хотя я уже освоился и принял правила игры в огромном городе. Та жизнь — она несколько другая (если не сказать, что в корне другая), там общаются в основном по телефону, по мейлу, по социальным сетям, большие расстояния, и люди соответственно отдаляются. Это не хорошо и не плохо, это есть! Вот ты снялся, спокойно приехал, а там это было бы целое мероприятие: человек ехал бы, пользуясь автомобильным атласом, плутал бы и возвращался. В итоге, сбившись с пути, не доехал бы (улыбается). И мы бы общались по телефону. Конечно же я утрирую, но… Доля правды в этом есть.

— Чем занимался в Москве?

— Выживал — если сказать одним словом. Когда я уезжал, мне было 30 лет, я даже запомнил — это было 31 января 2003 года, фактически я как вышел из 2002 года в пьяном угаре, так туда и уехал… Выживание — не только в плане средств. Я уехал отсюда какой-никакой, но звездой, локального масштаба, а там я всего этого лишился в один миг — признания, узнаваемости, общения, выступлений — на приемлемых для меня условиях. Пытался что-то там покорять, но, как показала практика, один в поле не воин — это именно про Москву сказано. Там ты один ничего не можешь сделать. Если кто рассказывает какие-то сказки — все равно была чья-то помощь или поддержка. Без нее этот мегаполис не одолеешь! Музыкантов там очень много, всех мастей и расцветок. (Улыбается.) Так что, дети, учите законы Архимеда и Ньютона, а не нотную грамоту. Вот так вот идешь по улице, а людей так много, просто до неприличия, что кажется, все строем ходят. И каждый десятый, ну пятнадцатый, ну двадцатый точно — идет с гитарой. А всего прохожих там — под двадцатку миллионов (по неофициальным данным, конечно). Это примерно 25 Владиков, прикинь, да?!

— Твой взгляд на то, что сегодня происходит в отечественной рок-музыке: чем она отличается от 80-х, от 90-х, в какую сторону?

— Вот смотри: был рок перестроечный — наверное, самый клевый рок-н-ролл в нашей стране за все время. В 70-х — ну что там было? «Машина времени», «Воскресенье» — ну не мое это время, не моя музыка. В перестройку был сильный напор вот этой всей «красной волны» — «Кино», «Алиса», ДДТ, «Аквариум», «Зоопарк», «Игры», «Телевизор»… Потом, когда рок-музыканты начали зарабатывать большие деньги, видимо, волна этого рока и закончилась. Гибель Цоя, развал СССР — все в одно время произошло. Рок-музыканты стали понимать, что отдельным коллективом им существовать выгоднее, чем рок-клубом. На этом такой рок и закончился.

Потом единственное яркое имя, которое появилось, — это «Чиж&Co», это год 94-й, 95-й. И потом уже «Мумий Тролль», за которым хлынули все остальные. Тот же «Сплин», который там кочумал у себя в Питере и, в принципе, пел неплохие песни. Другие группы, которые тоже играли много лет, но их не слышали и никогда бы, видимо, не услышали, — вот для них «Мумий Тролль» стал локомотивом. Нам, владивостокским, тоже казалось, что вслед за «Троллем» другие группы так же покорят Москву, что будет какая-то поддержка, что эта дверь не закроется — никогда. Однако этого не случилось! Чья в том вина или заслуга? Победителей не судят! А наше золотое время осталось здесь в конце 90-х. Это «Тандем», «Пчелы» («Мексиканские пчелки-убийцы»), «ИВАН ПАНФИLOVE», «Олеся», «Овод» приехал из Нижнего Тагила, «Любовь» была — группа из Артема, «Ласты», Karamazoff Bike, «Танцующий Крыжовник» — нас групп десять было. Потом я уехал в Москву, еще раньше туда уже уехали Чубыкин с Ивановым из «Тандема», Павел Межеричер — основатель движения «Пацифик», DJ с радио New Wave Алиса. В конце концов радиостанция с молодежным форматом музыки New Wave вообще была вытеснена с FM-частот, а после канула в небытие. «Пчелы» тут как-то что-то… и никак, Олеся Ляшенко — в Японии работает, насколько я знаю. Помню этот момент в 2002-м — она подошла ко мне в клубе BSB и говорит: как ты думаешь, мне с рок-музыкой связать свою судьбу или за бугор сквозануть? Я говорю: да зачем тебе это нужно? Ты же с «Мумий Троллем» поездила, увидела, что это такое: эти гримерки, номера, дороги, поезда, самолеты — кажется, что клево, а на самом деле это тяжелый труд и ты должен всегда соответствовать атмосфере праздника, ведь именно этого от тебя в принципе ждут…

— Нынешнее время для рок-музыканта — какое оно?

— Как сказал басист группы «Зерна» Дюк — я с ним играл одно время в Москве (лидер «Зерен» Толик Погодаев, кстати, тоже наш земляк, он уехал туда лет 15 назад), — раньше было проще выбиться, чем сейчас. Раньше ты спел: «Твой папа — фашист» — и все, народ к тебе потянулся, а сейчас без денег, говорит, хоть что пой, хоть запойся. При всей демократии, при всей красивой оболочке… Опять же демократия — она до какого-то уровня, ты разворачиваешь конфету, а съесть ее не можешь, это не твоя конфета, отдай ее.

Вообще, я никогда не любил советскую или русскую музыку. Видимо, из-за того, что у меня папа был морским и возил контрабандой записи, я слушал с детского возраста, вот как мой Ванька сейчас, англоязычную музыку. Исключением было вот то перестроечное время, когда я становился как музыкант. Мне было 15–17 лет, и вместо того, чтобы учить алгебру и физику, я изучал аккорды и на уроках подбирал рифмы. Я 10-й класс окончил в 89-м году, это было мерзостное время, если вспомнить откровенно. Потому что господствовала вся эта гопническая романтика. «Спортсмены», «бандиты», все эти спортивные костюмы, тогда все это начиналось, и у меня с тех пор сложился комплекс: когда я иду с гитарой по улице, на меня смотрят как на идиота, понимаешь? Что идиот, типа надо бабло рубить, а он тут типа творчество какое-то наворачивает, искусство, кому это на хер нужно… Тогда люди мыслили так: «Это же невозможно продать». И до сих пор во Владивостоке это не умеют продавать, равно как и в других городах. Единственное место, где это умеют делать, — Москва. Но и то… Если бы они умели это делать, то давно бы музыку группы «ИВАН ПАНФИLOVE» продали бы, и очень даже не задешево. Но они все делают по лекалам. Вот появился «Мумий Тролль» — и всех остальных стали делать по лекалам «Тролля». «Звери» — проект, сделанный по шаблону. Потом все эти «5’nizza», «Братья Грим»… После «Мумий Тролля» ничего яркого, кроме Земфиры и «Ленинграда», не было. Сейчас опять тишина.

Я попал в первый раз на «Максидром» в 2003 году, там были хедлайнерами HIM, и разница в звучании настолько резкая — как уровень жизни в Финляндии или где они тогда жили — может быть, уже в Америке! Играли сильные группы, но вышел HIM — и они зазвучали так круто, даже обидно стало. Вот примерно как мы в футбол не умеем играть. Хотя с другой стороны… Когда я спустя пять лет пошел в «Лужу» на Metallica, то HIM работали у них на разогреве и было совсем другое кино. Люди вообще игнорировали финский коллектив и расхаживали по арене «Лужников» — кто в поисках своих мест, а кто в поисках пива… Все познается в сравнении!

— А правда, что ты и по паспорту уже Иван Панфилов?

— Нет. Иван Панфiловъ — это stage name.

— Новым людям представляешься как Иван?

— Иван, да. С тех пор как приехал сюда, многие, знакомясь, хотят назвать меня Сергеем почему-то. То ли они пытаются этим показать, что они меня знали всегда, еще до того как… Когда меня называют Сергеем друзья, которых я сто лет знаю, это нормально. Или мне нравится, к примеру, когда меня называют девушки Сережей. Но когда посторонние люди… Иван — значит рок-н-ролл, дело, работа, деньги, в конце концов, а Сергей… Какие-то панибратские отношения, как правило, и ничего более…

— Иван, некоторые твои старые хиты уже стали частью нашей жизни, без них невозможно представить Владивосток определенного исторического периода. У тебя самого меняется восприятие этих песен, которые существуют уже как бы сами по себе?

— Это живет уже вне меня, в какой-то степени уже не мое. Я открываю Youtube, там какие-то ребята поют «Бессмысленны Слова», и я понимаю: парень, ты свое дело сделал, песня ушла в народ, и если бы это происходило сколько-то лет назад, то могло стать так: «музыка и слова народные». «Море-Воды» и «Бессмысленны Слова» — был момент, когда мне стало неприятно их петь. Одно время я, приезжая сюда из Москвы, принципиально не пел «Море-Воды». А все говорят, ой, типа Панфiловъ капризничает… А Панфiловъ потому и независимый артист, что он вправе выбирать, петь это ему или не петь. У меня нет никаких контрактов и обязанностей. С одной стороны, это плохо, а с другой — это и плюс. Тем не менее мне «Молодость» интересно петь, или в «Тойоте» («Любимая моя») мне нравится играть соло — мы сейчас без соло-гитариста, работаем пока вчетвером. Мне нравится эти риффы выигрывать. А «Бессмысленны Слова» и «Море-Воды» — уже неинтересно. Но я понимаю, что для кого-то это, как ты говоришь, часть жизни, и я уважаю мнение этих людей. Исполняя эти песни, я стараюсь попасть на ту же волну, которая была 10–13 лет назад, когда я их сочинил… «Молодость» я сочинил в 2000 году, помню неприятный момент: я пошел в BSB на «Туманный Стон» и нарвался на каких-то гопников. Они на какого-то парня нападали, я его не видел ни до ни после, но почему-то полез заступаться — пьяный и вообще ушмаленный в г…но, и они меня впятером стали лупить. Избили до того, что меня с ушибом мозга средней степени тяжести увезли в Тысячекоечную, я даже узнал такое слово — «субарахидальный», это что-то страшное… Я выжил, слава богу. Потом на площади был сборный концерт, играл все тот же «Туманный Стон», и выступала сборная КВН. Я, по состоянию здоровья, присутствовал как зритель — с сильными головными болями. А вернувшись домой, в тот вечер я написал «Молодость» и еще пару песен: «Как Парень» и «Сосед-Контрабандист». Паша Межеричер в то время делал первый сборник «Пацифик», на пластинке, и мы туда поместили «Бессмысленны Слова». Летом 2001 года она стала во Владивостоке хитом вместе с Butterfly группы Crazy Town. А мы в то лето рванули первый раз покорять Москву…

— Мы сейчас на Эгершельде — место для тебя знаковое. Цел ли легендарный гараж, в котором основана группа «ИВАН ПАНФИLOVE»?

— Да, он там вон, на Морозова. Капитальные гаражи, двойные-тройные подвалы, но когда мы гремели — слышала вся улица наши репетиции. Мы все трое были с этого района, нам было удобно. Гараж принадлежал папе одного из гитаристов, у него «крузак» туда не проходил, поэтому мы там базировались. Пацаны там варили химку, а я бегал бухал в это время… Благо подъезд был недалеко.

— Сразу вспоминается классическая строчка: «А на лестничной площадке курят химку пацаны».

— Типа того, но та строчка была реально выцеплена, потому что у меня жил в те времена, в «семерке» — здесь опять же, в соседнем доме, — одноклассник и друг. К нему как ни идешь, там постоянно они стоят, все обчумыженные, и оно в песне звучит весело, а на самом деле такое мрачное зрелище, когда эти рожи постоянно там — невменяемые, невмыкаемые напрочь. Ты себя некомфортно чувствуешь, стоишь звонишь в дверь, думаешь, как бы сзади не кинулось чудо какое-нить… Хотя ты и сам в таком же состоянии, но, тем не менее, ты не из тех, кто годами стоит около подъезда в обморочном виде… Потом, конечно, их развозят — кого куда… Кого в командировку на Партизанский проспект, а кого — и на 14-й…

— Воспетой тобой «Целики» у тебя не было, а что было?

— У меня была «Камри» году в 97-м, как раз перед созданием группы. Года 88-го,по-моему, дизельная была, турбовая, уж я из нее выжал все в смысле эксплуатации. Ну и бабла ввалил соответственно… И почему-то не захотелось продолжения, я стал тогда побухивать очень сильно, и я думал: зачем лишние проблемы? Может, это как-то связано, но я люблю новые вещи — вот гитары новые люблю, хотя говорят, что старые лучше звучат. А машина — она изначально б/у, новая стоит совсем других денег. Или я просто не автомобилист в натуре.

— Ты ведешь передачу «Приморье with LOVE» на ОТВ-Прим, куда тебя, как я понимаю, пригласил директор ОТВ Михаил Полусмак. Как тебе это новое занятие?

— Да, это была идея Михаила Юрьевича, он решил, что человек с таким рок-н-ролльным прошлым был бы уместен в программе о путешествиях и истории родного края. Программа рассчитана на природную любознательность всех людей, независимо от возраста и уровня образования. А темой для ее создания может стать любой факт (место, человек, народ или группа людей), выделяющий Приморский край среди прочих регионов РФ, подчеркивающий его уникальность. Этот experience для меня довольно интересен и крайне важен, так как я вместе с телезрителями открываю для себя массу нового. Правда, в жизни я несколько другой, чем на экране, режиссер меня постоянно сдерживает и предложения мои в основном отвергает. Не знаю, как в дальнейшем, но пока нам всем интересно. Думаю, мы сделаем еще много интересных и познавательных передач о дальневосточной земле и ее обитателях!

— В 2007 году вышел альбом «Не первая…». Что пишется сейчас?

— Глобального ничего не происходит, все в каком-то вакууме… Знаешь, в какой-то степени Москва подпалила мои добрые начинания, подпалила крылья, что ли (смеется). Хотя я далеко не ангел! Я ехал туда в расцвете сил и готов был еще раскрыться. Я говорил людям, с которыми надеялся сотрудничать: даю слово, в течение пяти альбомов — это пять-семь лет — я буду лучшим. Я сделал бы для этого все, даже похудел бы килограммов на 20. Но не больше (смеется)! Люблю повеселиться — особенно пожрать! Это практически один из немногих пороков, коим я предаюсь время от времени. Я писал песни, они получались довольно неплохими на тот момент, сейчас они потихоньку выплывают с тех времен, их никто не слышал еще — московского периода. Те люди спрашивали: а потом что? Как житель портового города, в прошлом — бандитского, хотя, видимо, в нашей стране в прошлом они все бандитские, я за свой базар отвечал: сказал — пять альбомов, дальше ни на что не подписывался. Естественно, это бы меня затянуло, я сам бы не захотел куда-то отходить, но этого не случилось. Поэтому сейчас об этом можно только вспоминать. Либо горевать, либо, наоборот, радоваться. Я — летчик, который так и не сумел взлететь! Которому так и не дали взлететь, чтобы оценить, каков он в полете. С другой стороны, думаю, что таких летчиков — полстраны. Лечу на своем кукурузнике — и слава богу, но… все-таки лечу. И о том, что это происходит, я вижу по глазам встречных людей.

— И все-таки что дальше?

— Поначалу прикидывал, потом перестал, даже думать об этом не хочется. Иногда, знаешь, есть такая мысль, что я бы мог осилить те пять альбомов, о которых я говорил, но это уже так, разговор с самим собой. Когда в Москве с рок-н-роллом не заладилось, вообще думал эмигрировать, начал учить язык, думал — to New Zealand… Тем более что в Москве уже произошла эта атрофия: нет друзей, знакомых, это было очень болезненно. Благо жена меня поддерживала. Был бы один — вернулся бы давно сюда.

— Вот и вернулся.

— Ну да, но как-то… Нет той былой дури, безбашенности, знаешь, что была раньше. Не знаю почему. Может, потому что пить перестал. Я не пью уже восьмой год. Как-то записывались на одной студии в Москве, и барабанщик говорит: я пойду в магазин сбегаю, что кому купить? Мы отвечаем: мне кефир, мне йогурт… Звукорежиссер поворачивается, говорит: б…, первый раз вижу музыкантов, которые пьют кефиры и йогурты! Я ему: ты не видел нас несколькими годами раньше… И слава богу! (Смеется.)